Образ собако-птаха у мистецтві Північного Причорномор’я скіфської епохи

Abstract

Образ собаки-птицы, относящийся к числу древнейших образов индоевропейской мифологии, получает воплощение в скифском изобразительном искусстве с начала V в. до н.э. Наиболее ранними являются изображения на ножнах меча из Елизаветовского кургана на Нижнем Дону и обкладке ритона из IV Семибратнего кургана. С большой дозой вероятности изображениями собако-птиц в искусстве звериного стиля можно считать довольно однотипные клыки-амулеты и их бронзовые имитации, колчанные крюки, псалии, встречающиеся в памятниках V в. до н. э. от Алтая до Приднепровья. Один конец их выполнен в виде оскаленной морды зверя с прижатым ухом, а противоположный — в виде головы птицы с длинным клювом. Вероятно, к этому же кругу можно отнести и изображения волчьих голов, у основания которых помещены орлиные головы (Ольвия, Северный Кавказ). Поскольку эти изображения, как и изображения волчьих хищников вообще, появляются одновременно в скифском и сарматском мирах, по-видимому, нет оснований считать, что скифы заимствовали их у сарматов. В пользу такого предположения свидетельствует культовое значение собаки у иранцев, восходящее к тотемистическим воззрениям. Памятники скифского искусства IV в. до н. э. подтверждают высказанное К. В. Тревер предположение о существовании в иранской мифологии двух собако-птиц: мудрого Сенмурва и его злого антипода. Эта противоположность отразилась, очевидно, и в иконографии. Образ мудрой и вещей собаки-птицы, побеждавшей злого змея, изображен на ножнах елизаветовского меча. В этом образе, близком к образу орла-первотворца, подчеркнуто его птичье начало. В облике антипода мудрой собако-птицы подчеркивается драконообразность и связь с водной стихией, что сближает его в иконографическом и смысловом планах с крылатыми гипокампом и грифоно-драконом (семибратнее, волковецкое и гаймановское изображения). Наиболее ярко агрессивная сущность этого драконообразного существа выражена на гаймановской пластине, где изображена сцена из скифского героического эпоса. Композицию изображения на волковецком налобнике также можно считать символической сценой борьбы героя и чудовища. Трехголовость и драконообразность волковецкого чудовища позволяет связать его с циклом индоевропейских легенд о чудовищном пса (драконе), побеждаемом героем. Наиболее ранним памятником иранского круга с изображением борьбы героя с трехглавой собако-драконом является чаша из Хасанлу (начало I тысячелетия до н. э.). Ряд соображений позволяет сравнивать семантическое значение образа собаки у иранских и кавказских народов. В частности, собака играла определенную роль в погребальном культе и в культе божества войны. Не исключено, что именно во время пребывания скифов в Передней Азии и на Кавказе произошло окончательное сложение этого синкретического образа скифской мифологии и эпоса. Если изображения собако-птиц могут восходить в конечном счете к вавилонскому искусству, то скифские изображения собако-птице-драконов по существу являются древнейшими. Посредством византийского искусства, впитавшего в себя наследие древнего Ирана, оба образа получают широкое распространение в средневековой тератологии от Ирана до Скандинавии.