Витоки давньоруської державності

Abstract

Давньоруська держава є продуктом внутрішнього соціально-економічного розвитку, а не наслідком закликання варягів.

Согласно отечественной историографической традиции, идущей от первых летописцев, начало древнерусской государственности приходится на 850—860-е годы. В это время страна обрела название («Нача ся прозывати Руска земля»), осуществила впечатляющий поход на Константинополь («Приходиша Русь на Царьградъ»), призвала на княжение варяг («Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжить и володети нами»). Конечно, это слишком упрощенный взгляд на политическую эволюцию восточных славян. В реальной жизни все было намного сложнее. Варяги, разумеется, были в русской истории, но не они положили начало восточносла- вянской государственности. Как следует из летописи, они, придя на Русь, не создавали новую административно- политическую структуру, но воспользовались уже существующей. «И раздая (Рюрик — П. Т.) мужемъ своимъ волос- ти и городы рубати, овому Полътьск, овому Ростовъ, другому Белоозеро». Отметив, что в этих городах сели находни- ки варяги, летописец далее объяснил, что «первыи насельници в Новегороде словене, въ Полотьски кривичи, в Ростове меря...». Аналогичная ситуация имела место и на юге восточнославянского мира. Аскольд и Дир по пути в Константи- нополь увидели на днепровской горе «городокъ» и после выяснения, чей он, решили в нем остаться. «И начаста владети Польскою (Полянскою — П. Т.) землею». Не менее убедительным свидетельством существования у восточных славян собственной административно- политической организации является летописный рассказ о походе новгородского князя Олега на юг. «И приде къ Смоленьску съ кривичи, и прия градъ, и посади мужь свой, оттуда поиде внизъ, и взя Любець, и посади мужь свой». В Киеве он сел сам, убив Аскольда и Дира. «И седе Олегъ княжа въ Кыеве». Таким образом, из свидетельств русских летописцев явствует, что начало восточнославянской политической организации следует относить к третьей четверти І тыс. Думается, не требуется особых доказательств того, что летописные племена — это не мелкие родовые образования, но крупные территориальные объединения — союзы племен. Их социальные центры в летописи названы «градами». Археологические исследования выявили такие ранние городки в Киеве, Чернигове, Пскове, Изборске, Старой Ладоге, Зимно, Пастырском, Битице, Хотомеле и других пунктах. В свое время П.Н. Третьяков называл их «эмбрионами» городов. При всей условности этого термина, он в целом верно выражает социальную сущность восточнославянских «градов» VI—VIII вв. Видеть в них зачатки древнейших городов так же естественно, как и в племенных княжениях — начала государственности. О наличии у восточных славян достаточно структурированной власти убедительно говорят походы первых киевских князей на древлян, северян, уличей, радимичей и вятичей. Что из себя представляла эта власть, хорошо видно из обстоятельного рассказа летописи о борьбе Игоря и Ольги с древлянами. У последних, оказывается, были не только грады, которые пришлось осаждать киевским дружинам, но также князья, нарочитые мужи, вече, то есть, все те институты, которые характеризуют раннегосударственную форму организации общественной жиз- ни. Раскопки столицы древлян Искоростеня, осуществленные Б.А. Звиздецким, показали, что он в социально- экономическом отношении ничем не отличался от Киева. Нет сомнения, что эта организация восточнославянского общества нашла свое отражение и в договорах Руси с греками. Перечислив города, на которые греки обязывались давать уклады, летописец отметил, что «по тем бо го- родамъ седяху велиции князи подъ Олгомъ суще». Послы «от рода Рускаго» представляли не только Олега, но и «всехъ, иже подъ рукою его светлыхъ бояръ», а греки должны были хранить любовь «къ княземъ же светлымъ нашим Руским и къ всемъ, иже суть подъ рукою светлого князя нашего». Несомненно, речь здесь не о каких-то мифических членах семейства Рюриковичей, но о местных славянских князьях, покоренных киевской властью. Из сказанного следует, что у нас нет никаких оснований исключать «племенной» этап в жизни восточных славян из эволюции их собственной государственности, равно как и начинать историю этой государственно- сти только с прихода варягов, что имеет место в наше время и даже сопровождается поиском первой русской столицы на севере восточнославянского мира. Это контрпродуктивное занятие. В лучшем случае мы определим административно-политические средоточия отдельных межплеменных объединений и при этом придем к выво- ду, что все они в социальном плане были явлениями одного порядка, ни один существенно не старше другого и политически не значимее. Ладога и Новгород на севере — такие же локальные центры роста ранней государствен- ности, как Киев и Искоростень на юге или Полоцк на северо-западе. Ни один из этих центров не может рассма- триваться для 60-х годов ІХ в. как столица Руси. Общая столица для всех восточных славян появилась тогда, когда север и юг объединились в единое государ- ственное образование. Ею с 882 г. стал Киев. И хотя появление названия «Руская земля» в летописи приурочи- вается к началу царствования византийского императора Михаила ІІІ, числа в ней положены не от Рюрика или Аскольда, но от Олега. Несомненно, летописцы отдавали себе отчет в том, что только от начала его княжения в Киеве и следует отсчитывать историю Древнерусского государства.

According to native historiography tradition coming from the first chroniclers, the beginning of Ancient Rus statehood is dated back to the 850-s or 860-s. By this time, the country obtained its name («Нача ся прозывати Руска земля» — started to be called Rus Land), undertaken an impressive campaign on Constantinople («Приходиша Русь на Царьградъ» — Rus came against Tsargrad), called Varangian brothers to rule («Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжить и володети нами» — Our land is large and lavish, but there is no order in it. Come and rule and govern over us). Of course, this view on the Eastern Slavs’ political evolution is too simplified. The real life was much more complicated. The Varangians were definitely present in Rus history, but it was not them who began the Eastern Slavs’ statehood. As appears from the chronicle, having come to Rus they did not develop the new administrative and political structure, but used the existing one. «И раздая (Rurik — P. T.) мужемъ своимъ волости и городы рубати, овому Полътьск, овому Ростовъ, другому Белоозеро» (And led (Rurik) his men build volosts and cities, given Poltsk to one, Rostove to another, and Beloozero to the other). Having noted that the alien Varangians settled in these cities, the chronicler later explained that «первыи насельници в Новегороде словене, въ Полотьски кривичи, в Ростове меря...» (first settlers in Novegorod were the Slavenians, the Kryvychi were in Polotsk, the Merya people were in Rostov». Similar situation appeared in the south of the Eastern Slavs’ milieu. Askold and Dir saw «городокъ» (a town) on their way to Constantinople and after clarifying whose it was decided to stay there. «И начаста владети Польскою (of the Polyans’ — P. T.) землею» (And started to own Pols’ (Polyans’) land). The chronicle tale on the Novgorod prince Oleg’s campaign to the south is non less convincing evidence about the Eastern Slavs’ own administrative and political situation. «И приде къ Смоленьску съ кривичи, и прия градъ, и посади мужь свой, оттуда поиде внизъ, и взя Любець, и посади мужь свой» (And the Kryvychi came to Smolensk, and took the city, and enthroned their man, and came down from there, and took Lyubets, and enthroned their man). He himself mounted the throne having murdered Askold and Dir. «И седе Олегъ княжа въ Кыеве». Consequently, as can be seen from the Rus chroniclers’ evidences, the beginning of the Eastern Slavs’ political organization should be referred to the third quarter of the 1st millennium. It is thought, no special proof is required for the fact that annalistic tribes were not small clan units, but large territorial associations, tribes unions. Their social centres are called «gords» in the chronicle. Archaeological research revealed such early towns in Kyiv, Chernihiv, Pskov, Izborsk, Ancient Ladoga, Zymne, Pastyrske, Bytytsya, Khotomel and other points. P.M. Tretyakov in his time called them city «germs». In all conditionality of this term, as a whole it rightly shows the social core of the Eastern Slavs’ «gords» in the 6th—8th c. It is as natural to see in them the roots of the oldest cities as to see the beginning of the statehood in the tribal principalities. First Kyiv Princes’ campaigns against the Drevlyans, the Siveryans, the Ulychi, the Radymychi, and the Viatychi con- vincingly evidence that the Eastern Slavs had well structured enough rule. What was this rule is clearly seen in the comprehensive tale from the chronicle about the struggle of Igor and Olga with the Drevlyans. As it appeared, the latter had not only gords which Kyiv prince’s armed force had to besiege, but also princes, «narochyti muzhi» (tribal foremen), and the viche, i.e. all the institutions characteristic for the early state form of public life organization. Excavations by B.A. Zvizdetskyj at Iskorosten, the Drevlyans’ capital, showed that socially and economically nothing differed it from Kyiv. Undoubtedly, this Eastern Slavs community organization reflected in Rus and Greeks agreements. Having listed cities for which the Greeks committed to give «uklad» (contribution), the chronicle noted that «по тем бо городамъ седяху велиции князи подъ Олгомъ суще» (grand princes under the rule of Oleg sit in those cities). Ambassadors «от рода Ру- скаго» (from Rus family) represented not only Oleg, but also «всехъ, иже подъ рукою его светлыхъ бояръ» (all the boyars who were under his hand), while the Greeks had to keep love «къ княземъ же светлымъ нашим Руским и къ всемъ, иже суть подъ рукою светлого князя нашего» (to our illustrious Rus princes and to all who are under our illustrious prince’s hand). Undeniably, here it is spoken not of some mythical members of Rurikids family, but of local Slavonic princes subdued by Kyiv rule. Consequently, there are no reasons to exclude the «tribal» stage in the Eastern Slavs’ life from their own statehood evolution, as well as to start this statehood history only from the Varangians coming, which is often done in our times and even supplemented with search for the first Rus capital at the north of the Eastern Slavs milieu. These are contra-fruitful studies. At best one will determine administrative and political centres of separate intra-tribal unions and at that will come to the conclusion that all of them socially were one order phenomena, none of which essentially superior and politically more significant. Ladoga and Novgorod in the north were the local centres of the early statehood development same as were Kyiv and Iskorosten in the south or Polotsk in the north-west. None of these centres can be considered as a capital of Rus at the 860-s. Common metropolis for all the Eastern Slavs arose when the north and the south united into one state formation. Since 882 it was Kyiv. Though the name «Rus land» in the chronicle starts to be used from the beginning of Byzantine Emperor Michel III reign, the dates in it are counted not from Rurik or Askold, but from Oleg. Undoubtedly, the chroniclers were aware that the Ancient Rus state history should be counted off only from the beginning of his reign in Kyiv.